«Пена дней» и другие истории - Борис Виан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она посмотрела на тройняшек. Не обращая внимания на грозу, они продолжали мирно играть.
«Где Жакмор? Я хочу обсудить с ним оптимальное решение».
Она позвала служанку:
– Где Жакмор?
– Я думаю, в своей комнате, – ответила Беложопка.
– Сходите за ним.
От шума вспенившегося моря заложило уши. Град не утихал.
Несколько мгновений спустя появился Жакмор.
– Вот, – начала Клементина, – кажется, я нашла окончательное решение.
Она поведала ему о своем открытии.
– Таким образом, – сказала она, – им ничто больше не будет грозить. Но я буду вынуждена еще раз попросить вас об услуге.
– Завтра я пойду в деревню, – сказал он. – И заодно переговорю с кузнецом.
– Я жду не дождусь, когда все будет сделано, – сказала она. – Я сразу же успокоюсь. Я всегда знала, что когда-нибудь найду идеальное средство защиты.
– Возможно, вы правы, – ответил Жакмор. – Не знаю. Это потребует от вас постоянного самопожертвования.
– Жертвовать собой ради кого-то, когда уверен в том, что он под надежной охраной, это такой пустяк.
– Их движения будут ограничены, – заметил Жакмор.
– Я не уверена, что физические упражнения полезны для их здоровья, – ответила Клементина. – Это очень хрупкие дети.
Она вздохнула.
– У меня такое ощущение, будто я в двух шагах от цели, – призналась она. – Ощущение бесподобное. Это даже пьянит.
– Вам следовало бы отдохнуть, – посоветовал психиатр, – немного, разумеется.
– Даже не знаю. Я так их люблю, что уже не могу отдыхать сама.
– Если вы способны вытерпеть подобную зависимость…
– Что это по сравнению с тем, что я уже вынесла!
XXVII
14 мартюля
Сквозь просветы изгородей можно было увидеть медлительную, спокойную скотину, жующую низкие полевые злаки. На дороге, сухой и пустынной, не осталось и следа от вчерашнего града. Ветер шевелил кустарник, солнце отвечало за его танцующую пунктирную тень.
Жакмор обращал на пейзаж внимательные взоры; на все то, что он больше никогда не увидит, – приближался тот день, когда он займет уготованное ему судьбой место.
«Если бы я не оказался 28 августа на дороге, ведущей к скале, – думал он. – А теперь месяцы стали такими странными; в деревне время более пространно, оно проходит быстрее и бесследнее.
Время, которое я переварил. Время, которым они меня пичкали. Что они могли дать мне еще?
Слява умер вчера, и я займу его место. Изначально пустой, я взвалил на себя слишком тяжелую ношу. Стыд – явление распространенное.
Зачем я хотел исследовать, зачем я стремился познать; к чему стараться быть похожим на них – беспредрассудочных; неужели все обязательно заканчивается этим, и только этим?»
Он вспомнил о том, как в воздухе танцевали чемодайки, – а каждый шаг по этой до боли знакомой, опостылевшей дороге налился свинцом, – и внезапно почувствовал себя таким грузным. «Маршрут, исхоженный не раз, к чему так долго тянем мы с уходом и почему остался я в том доме на скале, который завтра я покину навсегда, чтобы купаться в золотом сиянье Слявы?»
Дом. Сад. За ним скала и море. «Где-то теперь Ангель, – спрашивал он себя, – куда он отправился на этом непрочном приспособлении, что качалось посреди воды?»
Оставив позади золотую решетку, он спустился к морю и дошел до песчаного берега, до влажной гальки со свежим запахом и легкой бахромой пены.
От верфи Ангеля почти не осталось и следа. Несколько все еще черных камней, обгоревших во время запуска корабля, вот и все. Машинально он поднял голову и замер.
Тройняшки сломя голову бежали по краю скалы. Силуэты, уменьшенные расстоянием и углом зрения. Они неслись будто по прямой, не обращая внимания на камни, вылетающие из-под ног; они мчались, не думая об опасности; похоже, они обезумели. «Одно неосторожное движение – и они свалятся. Один неловкий шаг – и у моих ног окажутся их искалеченные, окровавленные тела».
Тропу таможенников, по которой они бежали, чуть дальше пересекала огромная расщелина, но ни один из них, казалось, и не собирался останавливаться. Наверняка забыли.
Жакмор до боли сжал кулаки. Крикнешь – а они испугаются и оступятся. Они не могли видеть расщелину, но зато он со своего места видел ее очень хорошо.
Слишком поздно. Ситроэн первым завис над провалом. Кулаки Жакмора побелели, он закричал. Дети повернули голову в его сторону, заметили его. А затем кинулись с обрыва и, резко спланировав, приземлились рядом с ним, радостно лепечущие, как птенцы ласточек.
– Ты видел нас, дядя Жакмор? – спросил Ситроэн. – Только ты никому не говори!
– Это такая игра: делать вид, будто не умеешь летать, – объяснил Ноэль.
– Так здорово, – сказал Жоэль. – Не хочешь с нами поиграть?
Теперь он все понял.
– Так это были вы, тогда, с птицами? – спросил он.
– Да, – ответил Ситроэн. – Знаешь, а мы тебя видели. Но мы старались лететь очень быстро и поэтому не остановились. А потом, знаешь, мы никому не говорили, что умеем летать. Вот научимся летать очень хорошо и тогда сделаем маме сюрприз.
«Сделаем маме сюрприз… А какой сюрприз она готовит вам?! Это меняет все дело.
Если это так, то она не имеет права. Она должна знать. Запирать их, когда они… Я должен что-то сделать. Я должен… я не хочу, чтобы… у меня остается один день… один день до лодки на красном ручье…»
– Идите, птенчики, играйте, – сказал он. – Мне надо подняться наверх к вашей матери.
Они поносились немного над волнами, погонялись друг за другом, вернулись к нему, проводили до подъема, помогли преодолеть самые трудные участки пути. Спустя несколько минут он дошел до гребня и решительно зашагал к дому.
XXVIII
– Послушайте, – удивилась Клементина, – я ничего не понимаю. Вчера вы нашли эту идею хорошей, и вот вы являетесь и говорите, что это бессмысленно.
– Я по-прежнему с вами согласен, – сказал Жакмор. – Ваше решение гарантирует им эффективную защиту. Но есть еще кое-что, и вы об этом забыли.
– О чем? – спросила она.
– А нужна ли им эта защита?
Она пожала плечами:
– Но это же очевидно. Я умираю от беспокойства, думая о том, что еще могло бы с ними случиться.
– Использование сослагательного наклонения, – заметил Жакмор, – часто является признанием собственной беспомощности – или тщеславия.
– Не пускайтесь в праздные разглагольствования. Хоть раз попытайтесь говорить нормально.
– Послушайте, – упорствовал Жакмор, – я вас убедительно прошу этого не делать.
– Но почему же? – спросила она. – Объяснитесь наконец!
– Вы все
